Что произошло с «Радио Свобода» — заметки из недописанного дневника

Елена РЫКОВЦЕВА,
уже не обозреватель «Радио Свобода»

Предупреждение от автора: эта заметка — только для тех, кто до сих пор хотя бы иногда слушал «Радио Свобода» и кому любопытно, куда подевалась ее привычная продукция? Людям, которые при упоминании «Свободы» задают вопрос: «А разве она все еще существует?» — нижеописанное будет неинтересно.

…Это же надо, как людей пробило на слезы. Не уволенные оплакивают уволенных, а потом, когда они сами попадают в следующую партию уволенных, по ним начинают рыдать те, кто все еще не уволен! Вопрос: кто будет рыдать по тем, кого зачистят последними?!

Такова обстановка в московском бюро «Радио Свобода». В первый день (четверг, 20 сентября) убрали весь интернет и двух журналистов Радио, во второй предложили уволиться группе инженеров, продюсеров и почти всем ведущим. С материальной точки зрения предложение было обставлено щедро: вам обещали выплатить от 4 до 6 (в зависимости от формы контракта) зарплат и компенсацию за неотгулянный отпуск. А той крошечной группе журналистов, которой уволиться не предложили, тем не менее дали до понедельника срок подумать: а не уйдут ли они добровольно на тех же условиях?

Цель просматривалась со всей очевидностью: вместо бюро — выжженная земля. Причем без тягомотных судебных разборок — отсюда и щедрость. Но «Свободу» вовсе не закрывают. Ее просто вычистили под новое светлое будущее и новых людей, не говоря уже о новых инвестициях, вложенных в строительство навороченного ньюсрума. В этом новом космическом помещении «Свободу» начнут с нуля, вручив аудитории свежайшее содержание под старым брендом.

Если детальнее, то еще зимой стало известно, что с ноября «Свобода» лишится средних волн (а это потеря эфира в Москве и Подмосковье), поскольку в российском законодательстве появилось новое требование: вещатель не должен иметь больше 48 процентов иностранного участия. А «Свобода», как известно, — целиком американская станция. У меня не создалось впечатление, будто высшее руководство «Свободы» безумно огорчалось по случаю потери средних волн. Они вообще не слишком держались за эфир. Они считали, что радио (а особенно на коротких и средних волнах) слушает возрастная и бедная аудитория. А им, что не слишком оригинально, хотелось молодых и богатых. А поскольку молодые и богатые слушают только FM (куда «Свободу» российские власти отродясь не пускали) и сидят в интернете, они и мечтали ограничиться интернетом. Так что в этом смысле изменения в российском законодательстве были для них даже кстати.

При этом нам (сотрудникам Радио) тоже было понятно, что с потерей эфира, когда радио осталось бы лишь в интернете, нас ждет неизбежное сокращение объемов вещания, а следовательно — и штатов, нам также было понятно, что в новом формате мультимедийное перепрофилирование (когда ты и жнец, и швец, и на дуде игрец) потребуется от каждого, и также было понятно, что новый человек, который придет руководить «Свободой» вот в этих новых условиях, должен будет создать, наконец, нерушимый сплав из радиожурналистов и интернет-редакции — то есть сделать то, чего до сих пор на этом Радио добиться не удавалось.

Две редакции (радио и интернета) при всех лозунгах на тему «Давайте жить мультимедийно» жили все-таки не сильно единой жизнью. И еще вот что скажу откровенно: поскольку «Свобода» — организация крайне консервативная, то руководству, может быть, и стоило создать выжженную площадку для старта нового директора: то есть вывести за штат всех сотрудников, а он набирал бы тех, кто представлял ценность и для сложившейся аудитории «Свободы», и для ее будущего. При этом, разумеется, директор должен был быть профессионалом с опытом признанного успеха в аналогичных проектах или хотя бы авторитетным радио- (теле-, интернет-) деятелем.

Из всех этих пунктов реализован был только один: выжженная площадка. Никакого возвращения на эту площадку прежних журналистов и прежнего продукта не предполагается. Историю же о том, как для нового, считай, радио искали нового директора, почему этим директором оказалась именно Маша Гессен и почему ее визит к Владимиру Путину поставил точку в конкурсе на эту должность — рассказываю отдельно.

Продолжение

Оказывается, тандем был более эффективной конструкцией, чем персоналистский «крюк»

24 сентября 2011 года, невзирая на завышенные ожидания демократической общественности и тех, кого тогда называли «креативным классом», Дмитрий Медведев отказался баллотироваться в президенты. За что в рамках элитного маневра получил обещания постов премьер-министра и главы партии «Единая Россия». Этот день дал старт уже не завышенным, а заниженным ожиданиям, которые полностью оправдались. Спустя два месяца с небольшим прошли бесчестные выборы в парламент. Потом продолжилась операция по установлению персоналистского правления с последующим законодательным оформлением защитных редутов для правящей страты. Чтобы сформировать контур той страны, в которой удобно жить первому лицу и его ближнему кругу, а заодно найти ответы на новые вызовы оппозиции, Владимиру Путину понадобился ровно год.

Фото РИА «Новости»

Дмитрий Медведев потом признавал, что его отказ баллотироваться в президенты, оправданный не очень корректной трактовкой социологических данных, сильно разочаровал продвинутые слои, готовые поддержать политическую демократизацию. И даже говорил, что выход людей на Болотную был спровоцирован этим решением. Здесь явная переоценка персонального фактора. Все-таки именно сама по себе нечестность комбинации с рокировкой, помноженная на «волшебные» выборы, вывела из себя хотя бы сколько-нибудь склонных к политической рефлексии людей. И дело здесь не в конкретной фамилии Медведев.

Заранее было понятно, что эта история резко ослабляет позиции Медведева не только как публичного политика (его рейтинг очень быстро обвалился), но и как высшего чиновника. Его правительство заранее считали слабым, но действительность оказалась еще жестче: даже представители истеблишмента не всегда с первого «клика» могут вспомнить фамилии тех или иных министров-«легковесов», а кабинет более чем за 100 дней своего существования не принял ни одного значимого самостоятельного решения, увязнув в дискуссии по пенсионной реформе и приоритетам бюджета. «Единая Россия» оказалась чемоданом без ручки, сильным обременением для Медведева. Из этой партии невозможно слепить ни консервативную, ни либеральную структуру, а клеймо «Партия жуликов и воров» оказалось несмываемым. К тому же данные о частной жизни народных избранников лишь подтвердили этот приговор. «Открытое правительство» вслед за нашим колумнистом Семеном Новопрудским только и можно назвать «открытым правительством в изгнании» — таков масштаб его влияния…

Административный же «наезд» первого лица на кабинет Медведева в виде выговора трем министрам не оставил сомнений, кому был передан «привет» от Путина. Премьер обнаружил себя зажатым в порочном круге: с одной стороны —  все решения принимает президент, поэтому все боятся шевелиться и брать на себя ответственность, с другой стороны —  тот же глава государства ждет четкой и недвусмысленной позиции кабинета министров по главным вопросам.

На выходе — паралич управления, спровоцированный тем, что институты не работают, и всё «разруливается» вручную лично рабом на галерах. А что не «разруливается», то и не решается.